ВЛАДИМИР ИВАНОВ: «В Украине появилось ощущение новой перспективы…» (Часть 3)

Чем тесней единенье,

тем кромешней разрыв.

Не спасут затемненья

ни рапид, ни наплыв.

В нашей твердости толка

больше нету. В чести

одаренность осколка

жизнь сосуда вести…

(1968, Иосиф Бродский)

- Вова, Ты говорил, что не любишь обсуждать современное украинское кино. Почему?

- К сожалению, я почти не видел современных украинских фильмов. Я даже «Поводырь» (2014, О. Санин) не смотрел. Так получилось, что, когда фильм был в прокате, я не был в Украине. Мне очень симпатична идея кинотеатра «Лира». Наконец-то появилась возможность наверстать упущенное.

   Если говорить о тенденциях в украинском кино, то сегодняшняя ситуация такова, что с одной стороны есть огромный творческий потенциал, а с другой - совершенно непонятная позиция общества по отношению к украинскому кино. Мне кажется, что у зрителя просто-напросто нет чёткого представления о том, каким бы он хотел видеть наше кино. Я думаю, это непонимание - результат состояния перехода сознания и изменения восприятия, которое украинское общество сейчас переживает. Этот процесс находится лишь на начальной зачаточной стадии, поэтому рассуждать, пытаться делать какие-то прогнозы и выводы слишком рано.

- Но ведь отношение украинского кино к обществу тоже весьма специфическое…

- Понимаешь, в чём дело... Если посмотреть даже на выдающуюся российскую культуру на примере творчества того же Фёдора Достоевского, то она, по сути, антироссийская. Художник – это самый чувствительный элемент общества, который резко видит все проблемы и склонен обобщать их в художественные образы. И ничего плохого в этом нет. Другое дело – с какой степенью таланта и вкуса это сделано. В киноальманахе «Мудаки. Арабески» (2010) есть какая-то откровенно безвкусная пошлятина, но есть и хорошие работы. То же «Племя» (2014, М. Слабошпицкий), что бы о нём не говорили, с точки зрения формы, действительно достойный фильм, который не стыдно показать за рубежом. 

   Но, опять-таки, возникает вопрос: чего же украинскому зрителю хочется? А ему, естественно, хочется видеть на экране понимание того, что происходит с ним здесь и сейчас. Основная проблема же, по-моему, заключается в том, что в большинстве случаев украинское кино не дотягивает до уровня, при котором оно бы являлось осознанием нашей действительности. Обычно всё сводится к псевдодокументализму, который решается за счет тёмного кадра и трясущейся камеры, а по сути – говорится о каких-то вымышленных, надуманных вещах.

- Сейчас многие снимают о Майдане, об АТО. Тебе хотелось бы затронуть эту тему на экране? Ты себя пробовал в документалистике?

- Пока что не выдавалось такой возможности, да у меня никогда и не было особой склонности к документальным съёмкам. Но в Германии я начал общаться с очень интересными режиссёрами, и в последнее время тема документального кино для меня стала «живой» и весьма актуальной. Я хотел бы попробовать себя в этой области, так как отсутствие подобного опыта считаю большим упущением в профессии кинооператора. Я был на Майдане и всегда носил с собой камеру. Я сделал пару десятков фотографий, абсолютно ни о чем не говорящих. У меня было такое внутренне смятение, когда я там находился, что совершенно не мог воспринимать происходящее категориями кадража. Меня сильно поглощали события, а для документалиста это недопустимо. Мне кажется, документалистика – это своеобразный дзен-буддизм: когда оператор-документалист берёт в руки камеру, он должен в неё превратиться. А у меня такого качества нет.

   О том, что происходит на Востоке, снимается очень много хороших работ, но и много плохих, плохих в том, как они сделаны в итоге. Поскольку это животрепещущая тема и незаконченное событие, с которым нет абсолютно никакой временной дистанции, тяжело сложить собственное суждение. 

   Сейчас я планирую поездку в Славянск и Краматорск с приятелем-журналистом, который приехал ко мне из Берлина. Хотелось бы ещё попасть на передовую с несколькими режиссёрами, но это всё не так просто. Поэтому пока ещё рано что-либо рассказывать.

- Какое у Тебя впечатление от фильма «Майдан» (2014) Сергея Лозницы?

- Мне очень понравился этот фильм. В нём точно передано общее чувство того, что происходило в Киеве – ощущение «атомов пустоты», коллективного бессознательного, которое вырвалось на волю. Главная ценность фильма заключается в том, что зритель наблюдает за происходящим со стороны. Лозница решил исследовать и осознать путем съёмки феномен того сплошного хаоса, который на самом деле царил на Майдане, и вопреки которому каждый человек чётко знал, где ему нужно находиться и что конкретно делать. Ведь именно благодаря этому Майдан и выстоял, хотя, возможно, создавалось впечатление, что за происходящим стоит какая-то сложная схема и деньги, с помощью которых всё организовано.

   С точки зрения киноформы Лозница сделал интересную вещь, которая очень хорошо передает суть «майдановского движения». Концепция фильма – это направление камеры в случайно выбранное место, в котором, за счёт того, что плотность событий невероятно велика, рано или поздно что-то обязательно произойдёт. Лозницу многие критикуют за то, что в фильме нет персонажей, ещё чего-то, но для него не это было важным. Ему было интересно, что происходило на более высоком уровне, за рамками сознательной иерархии явления «Майдан». Но при этом в фильме присутствует и дань уважения к жертвам людей.

   Я смотрел фильм в Германии в компании иностранных товарищей, в числе которых были и немцы, и журналист из Австралии, и совсем молодой парень из Швеции, который имел смутное представление о том, что происходит в Украине. После просмотра мы очень долго обсуждали тему Майдана, поэтому впечатление от фильма было достаточно общим. Иностранцам тяжело осознать увиденное, потому что революция в их понимании – это люди арабской внешности, которые палками дерутся с милицией, крушат витрины и бросают «коктейли Молотова». Все были в хорошем смысле удивлены тем, что такое безусловное, безоговорочное единение людей вообще возможно.

(Фото со страницы facebook Marcus Heep)

- Что Ты чувствовал, когда приходилось наблюдать за происходящим в Украине на расстоянии?

- Это безумно тяжело. Я это пережил уже дважды. Во время событий на Майдане я уезжал в Берлин, но, когда 18 февраля началась стрельба, просто вынужден был вернуться, потому что оставаться там было невыносимо. Когда ты сидишь где-то далеко, оторванный от того, что происходит, включается воображение, и начинаешь себя накручивать. Это поедает невероятное количество сил. То же происходит со мной и сейчас, но я уже привык с этим как-то мириться и справляться. 

   Такое ощущение, что «трение» меня о «европейский континент», когда я езжу туда-сюда, является своего рода генератором моих внутренних сил. В Киеве у меня появляется больше энергии, хотя это странно, потому что, когда я возвращаюсь домой, в глаза сразу же бросаются забитые улицы, жуткие водители, которые ездят непонятно как, и достаточно грубый в основной своей массе народ. Но, даже не смотря на всё это, в Киеве я чувствую себя намного спокойнее. Наверное, потому, что у меня здесь друзья, семья и чувствуется причастность к тому, что происходит. Много моих знакомых ездят на Восток, и я тоже стараюсь как-то помогать: транспортом, деньгами, ещё чем-то.

- Ты планируешь продолжать жить и работать в Украине или, возможно, хочешь куда-то перебраться?

- Места, где я бы хотел построить свой дом, я ещё не нашел. У меня не раз была возможность переехать в Москву, но мне неуютно в этом городе, я себя там не очень хорошо чувствую. Поэтому в Москву я бы не уехал ни сегодня, ни пять лет назад, хотя российское кино сейчас достаточно состоятельное. Вообще, в плане работы, мне очень нравится передвигаться, и пока что именно в этом вижу для себя ближайшую перспективу существования. Огромное удовольствие получаю от перемещения между Берлином и Киевом. Это два совершенно разных профессиональных круга.

   Сейчас в Украине, с одной стороны, жуткий, с другой стороны, жутко интересный период переформатирования кинотелепроизводства. По большому счету, то, что у нас снималось и называлось «нашей киноиндустрией», это дочерние филиалы российских продакшенов, которые скидывали в Украину телевизионные продукты далеко не самого высокого уровня. В этом, конечно, был и положительный момент, так как, чем больше тут было съёмок, тем более интенсивно уплотнялась прослойка кинематографистов, к нам потихоньку завозились какие-то технологии. Но, всё же, часто это были «донорские» проекты, с помощью которых просто «перекачивали» бюджеты. 

   Теперь это всё исчезло, и крупные украинские производственные компании начинают искать альтернативу. Запускаются «пилоты» каких-то проектов собственного производства, кто-то уехал в Польшу, кто-то в Америку, ещё куда-то, но есть чёткое понимание, что в ближайшее время денег не будет, и не ясно, чего ждать дальше. Но, не смотря на всё происходящее, в Украине появилось ощущение новой перспективы. Я чувствую свою причастность к этому процессу, поэтому не думаю, что осяду в Берлине. 

   Для Берлина у меня есть конкретная цель: хочу снять фильм с режиссёром, которого зовут Маркус Хип (Marcus Heep), ведь мой Берлин начался именно с этого человека. Если бы можно было сравнить его по перспективе отношения к кино с кем-то из именитых кинорежиссёров, то я бы назвал Микеланджело Антониони. Маркус огромное внимание уделяет изображению и композиции, и мне импонирует его взгляд на киноэкран. С подобным режиссерским видением и мироощущением я ещё не сталкивался. 

   Вообще, в жизни не так всё упирается в место, сколько в каких-то конкретных людей. Но, в идеале, конечно, мне хочется добраться до Голливуда, пройтись путём великих предшественников, например, Владимира Набокова или Михаила Чехова… (улыбается).